Основной раздел > Общение на свободные темы
ГОДКОВЩИНА. Быть или не быть?
Вильховой Вячеслав:
Да нет не согласен . Были отдельные у-ды. Но остальные нормальные.
Гражданский:
А я разве написал, что все ненормальные? Я так и написал, что все нормальные, за исключением отдельных уродов. Люди как люди. А система это система. Все элементарно. Если б не уродливая система, уроды просто не смогли бы вести себя как уроды. Меня, например, все мои полторашники п@здили. но я ни на кого зла не держу. И уродами не считаю. Когда стал сам полуторкой, многие из них стали моими друзьями. И я бы с любым сейчас рад был бы встретиться и пообщаться. За очень редким исключением. Например с Серегой Батрашовым нашли друг друга на одноклассниках и были очень рады. Переписываемся периодически. А вот был один мой годок (в смысле, одногодок), которому я, например, руки не подам. Ибо в моем понимании он урод
(гнутик, лицемер и подлец).
Смирнов Валерий:
--- Цитата: Гражданский от 19:02, 18 Апреля 2011, Понедельник ---Фигня это все. Были редкие кадры полные уроды и были отдельные личности, отличающиеся в лучшую сторону, но в целом все бойцы, все полуторки, все годки-тотальники одинаковы. Ибо дело не в людях, а в системе... в выстроенной годами системе отношений, в которой каждый участник этих отношений так или иначе проходит несколько стадий развития..скажем, как бабочка... ну, помните наверное.. яички-личинки(гусеницы)-куколки-бабочки...
В общем виде система такова:
боец должен пахать за себя и за того парня, не спать, не смотреть кино, не пить положенное вино и вообще находиться в вечном движении... имеет право пахать за себя и за того парня, не спать, не смотреть кино, не пить положенное вино и вообще находиться в вечном движении... и при всем при этом получать всяческие взыскания от начальства, ибо успеть все на свете за десятерых невозможно, как ни крути... (отказ объяснить заботливому командиру происхождение синяка на груди или краткое "упал-очнулся-гипс" расценивается заботливым командиром как повод для взыскания)
полуторка должен гонять и метелить бойцов, ибо находится под постоянной угрозой начать пахать наравне с бойцами, если плохо выполняет свои полторашные обязанности... (хорошее выполнение полторашных обязанностей это пинание бойцов с особым рвением.... в смысле почаще и поизощреннее) имеет право особо не напрягаться в плане выполнения общеслужебных обязанностей...
годки и тотальники ничего никому не должны, имеют только права... в частности право ни хрена не делать, жить в свое удовольствие и загружать бойцов своими пожеланиями, отправляя их к полуторкам за порцией п@здюлей в случае, если пожелания не выполнены... несение вахты годками и тотальниками являет собой не акт выполнения обязанностей, а акт реализации прав... :D вахта для тотальника и годка это возможность как продемонстрировать свое высокое профессиональное мастерство, так и весело провести время, например в глумлении над вечно засыпающими от хронического недосыпания бойцами...
гражданские.. ... это люди, которых как бы и нет... :D
все остальное - частности...
--- Конец цитаты ---
Согласен, В системе, но главное-то в человеке !
Горлов Сергей:
"...— как и чем я драил трюма — здесь ... ничего особенно сурового не подразумевалось. Дело в том, что самым страшным наказанием в моё время на корабле были наряды на ночную работу “под пайолами”. Пайолы — это рифлёные тяжёлые стальные пластины, по которым ходят мотористы между корабельных механизмов, вместо того, чтобы ходить по днищу корабля. Пайолы покоятся на уголковых стойках высотой от 30-ти сантиметров до метра. В расположенные ниже пустоты между шпангоутами и стрингерами (так называемые льялы) стекают и падают всяческие нечистоты, по большей части технологического происхождения: отработанное масло, солярка, морская вода, пакля, облупившаяся краска, ржавчина и так далее. Туда же попадают потерянные при ремонтах болты, гайки, инструменты и грязная ветошь. Туда же, извините, травят в сильную качку и бросают притушенные бычки бедолаги мотористы и вахтенные трюмные. Задачей наказываемого являлось: после корабельного отбоя, когда в машинном отделении прекращались все ремонтные и профилактические работы, вычищать эти отстойники от грязи, а также, заново красить оттёртые ветошью и паклей стальные поверхности (и днище изнутри) довольно ядовитой грунтовой краской (суриком). Наряды эти назначались либо при стоянке у причала, либо в дрейфе. (При работе главных дизелей доступ в машинное отделение простых смертных был, к нашему всеобщему счастью, запрещён.) Итак, провинившемуся выдавалась грязная роба, мешок пакли и ветоши, выделялся “гектар”, и вперёд! Чем быстрее справишься, тем дольше поспишь до подъёма. Но халтурить было нельзя, дежурный (вахтенный) моторист проверял всё тщательно. Иногда приходилось переделывать заново. Пайола, как правило, с трудом приподнималась указательным пальцем, просовывавшимся в специальное круглое отверстие. Я лишь с десяток раз поработал под пайолами, в отличие от иных упрямцев, не вылезавших оттуда неделями. Запомнилось весьма неудобное, узкое и холодное отделение гребных валов, где приходилось работать, зависнув вниз головой. А также то, что оттираться после работы приходилось либо уайт-спиритом, либо живичным скипидаром. Скипидар, впрочем, не так страшен, как его малюют. Если царапин на коже нет, вполне терпимый растворитель. Лишь один раз я очутился по наряду в машине в тропиках. Вот это оказался действительный ад. Мы вдвоём с Павлухой (по засылке Г.Иванова) тогда оттирали от чёрного отработанного масла вскрытые механиками шатуны и большой коленчатый вал одного из двух вспомогательных дизелей (то есть, движка, размером 2Х3Х5 метров — бортовой электростанции). Корабль лежал в дрейфе на периферии Саргассова моря. Температура даже внутри остывшего машинного отделения превышала пятьдесят градусов Цельсия. Пот непрерывно хлестал со всей поверхности кожи струями! Вдруг, в разгаре ожесточённой работы, оглушающе завелись главные ходовые дизеля. А это — 12 полуметрового диаметра горячих цилиндров, поочерёдно часто взрывающихся, как чудовищная батарея мортир. Мы, словно задыхающиеся на суше рыбы, разинули контуженно рты... Когда, спустя минуты три, надвинувшийся откуда-то сверху своим широченным, как у Тарзана, волосатым торсом старший механик (капитан третьего ранга Романкевич, бывший чемпион Северного флота по боксу) стал нас оттуда грубовато гнать, я познал предметно, что такое рай! Его матерного крика нельзя было расслышать, и мы не сразу разобрали спасительную суть. Но когда по жестам поняли — мгновенная благодарность ног была безмерной... / Что же касается интересующего, наверное, ... вопроса “дедовщины”, могу сказать следующее. У нас это явление было. Называлось оно “годковщиной”, но не носило ещё теперешних извращённых форм. Во-первых, в помине не было мордобоя. Если кого и колотили (очень редко), то выявленных воров, или стукачей, независимо от года их службы. Только один раз упомянутый старшина Г.Иванов замахнулся на меня без свидетелей кулаком, но почувствовав, что я отвечу, смазал удар несильно по плечу. Во-вторых, тем более не было ожесточения против нас мичманов (“сундуков”) и офицеров (“шнурков”). Конечно, по прибытии берегового салаги на корабль у него “выменивались” тотальниками нужные для дэмэбэшной перешивки шмотки “первого срока” (то есть, не ношенные) и начиналось неизбежное пристрастное обучение — “на комингсы не наступать”, “на кнехты не садиться”, “в узких проходах не останавливаться”, “по трапам — бегом”. Но эта первичная ликвидация корабельной безграмотности, хоть автоматически и влекла за собой наряды, была самым действенным и скорым способом привития культуры морского, весьма и весьма тесного обще-жития. Конечно, посылали нас (как и мы потом), ради хохмы, и “на клотик за чаем”, и “к боцману в ватервейс”, и “к коку в шпигат”. Но, в-третьих (самое, пожалуй, удивительное), моему году вообще стало неинтересно заниматься возвеличиванием себя перед младшими. Мы настолько много серьёзного перенесли за три дальних автономных похода, что играть в подростковые игры, ей Богу, уже не желали. Наверное, в этом и спрятан ключ решения проблемы — общая грамотность и интересная служба. Поэтому перечислю, просто, некоторых своих годков, кто ярче запомнился. Добрейший красавец хохол Вася Лепский (почти пушкинско/набоковский Ленский), в честь которого я назвал своего первого сына; сигнальщик Корягин; рулевой Павлов; суетливый весёлый полуазерб рулевой Романов из горного села Закаталы — Ромашка — так и не научившийся сносно рулить; вечно озабоченный гидроакустик Таскаев, готовивший себя к тяжёлой профессии гинеколога; молчаливый радиометрист Рыбаков; таджик Ашурали Имомов (у него даже в паспорте не было отчества) спокойный с виду, но чуть не зарезавший меня, когда я в первый раз всердцах назвал его “чуркой”; себе на уме, белесый фотограф Сафоненков; писарь и баталер юркий, разумеется татарин, Кисин, который как-то признался наедине, что у него тряслись руки, когда печатал страшный приказ о моём разжаловании; маленького роста коренастый кок Сыщиков с роскошными усами, который улыбаясь во весь рот начинал гоняться за мной по трапам с черпаком всякий раз, когда я любя задирал его: ”маленькая собака — всегда щенок”... И все другие, про кого забыл. Спасибо вам за то, что, получив сами сполна, мы (кажется, сговорившись однажды) решили и твёрдо продемонстрировали достоинство, ни разу не опустившись до вымещения злобы на салагах. А скорее всего попросту — злобы в нас не было. ..."
Прошу знатоков подсказать, сколько цилиндров в сумме было в главных дизелях "Харитона" до его перестройки: 16 или 12 ? (Я указал в романе по-минимуму). Горлов.
Владимир1972:
Сам под пайолами не был. Но в основном про годковщину всё верно. Ещё бывало направляли на чистку котла. Та ещё работа. А Романкевич правильный был мужик, его все уважали.
Навигация
Перейти к полной версии