Я, Вас приветствую, соратники!
Смотрю здесь пытались рассказывать истории из жизни. Давненько правда это было. Действительно, ветка становится живее когда в ней ведутся диалоги, рассказы и всякая прочая жизненная ерунда. Вот рассказал человек случай как под Новый год чуть не того....Забавный случай, прочитал с интересом, сегодня уже второй раз. Я думаю у каждого интересных случаев хоть один да есть. Вываливай, ребяты!
Вот нашел старые записи еще 1984 года. Представляю на всеобщее обозрение.
27.04.1984 года
Итак, работа в полигоне закончена, идем домой, точнее в базу. Домой, в полном смысле этого слова, не так часто получается. Вообщим идем. В щель неплотно закрытого иллюминатора прорывается и свистит холодный ветер. В полутьме надвигающейся ночи, свет из иллюминатора выхватывает пролетающие мимо, закрученные в дикой пляске, апрельские снежинки. Черная и, я думаю, очень холодная, вода залива шумит и шумит за бортом. Покрытая белыми шапками пены, она в сумерках представляется мне этаким морским чудовищем рвущимся за нами, мохнатые лапы которого, пытаются достать, ухватить, утащить к себе в пучину уходящий от него корабль. Идем по тревоге, проходим узкость. Народ разбрелся кто куда: слоняется в низах, сидит в каютах, кубриках, остался на постах. На переходе задействованы только ходовая вахта БЧ-5, да те кто обеспечивает безопасность плавания. Ну и конечно те, кто обеспечивают тех, кто обеспечивает.
Я сижу в своей каюте и пишу. Пишу нечто похожее на дневник. На посту делать нечего. Пост расположен выше главной палубы, и в смысле опасности затопления помещения, в случае аварийной ситуации, угрозы нет. И вот под шум ветра и ду-ду-дуканье машины пишу и пишу. Пишется легко. Слова сами выходят из головы, остается только зафиксировать их на бумаге. В памяти еще свежи события прошедшего дня, события, детали которого со временем сотрутся из памяти и забудутся. А сейчас они будоражат меня, и язык мой так и чешется рассказать кому-нибудь о них, о том, что случилось со мной сегодня, поведать о своих переживаниях. Идем по заливу. С правого борта, на расстоянии нескольких сотен метров проплывает город, город в домах и на улицах которого, уже зажглись огни, город, в котором, где-то там, среди этих огней мой дом, там живут моя жена, мои дети, к которым постоянно обращаюсь с кем я мысленно говорю в эти минуты, и кому в мыслях пытаюсь донести все о чем пишу. Пишу чтобы не забыть, пишу чтобы рассказать, может быть когда-нибудь, пишу..., да просто пишу потому, что душа горит и мысли требуют выхода. Я рассказываю , что произошло, вновь и вновь перебирая в памяти случившееся со мной сегодня. Ведь уже завтра, если удастся сойти на берег, то дома я могу и не вспомнить об этом, так как там, дома, будут свои, домашние, да к тому же еще и приятные впечатления, которые запросто могут отодвинуть на второй план то, что сейчас так волнует меня.
А все началось так. Было время ужина. Так как схода на берег не было, предстоял переход в базу, в кают-компании, говоря театральным языком, был полный аншлаг. Люди ужинали и одновременно, громко переговариваясь друг с другом обсуждал корабельные новости. По ТВ шел мультипликационный фильм "Сказка о рыбаке и рыбке". Налив в тарелку суп, я развалился в кресле, и ожидая пока он остынет, до приемлемой для меня температуры, просто, ну не могу есть горячего, с удовольствием наблюдал за событиями развивающимися на экране. Вошел боцман, он нес в руках два куска черного хлеба (за трое суток работы в полигоне мы не получили ни одной буханки). Где он достал этот хлеб, для меня так и осталось тайной, хотя после продолжительного о-о-о, и посыпались вопросы типа где, откуда и т. д. боцман лишь многозначительно ухмыляясь сел на свое место, во главе нашего стола, и принялся за еду. Я не стал давить на него при всех, так как рассчитывал, что живя с ним в одной каюте, мне удастся все равно выведать у него то, о чем как мне казалось в данный момент думали все. Но последующие события полностью затмили этот, по сравнению с ними, как оказалось, совсем незначительный эпизод. В последствии я вообще забыл об этом, и когда через десять лет наткнулся на эти записи, даже не мог вспомнить, действительно ли такой эпизод с хлебом был на самом деле? И так, положив оба куска на стол, боцман разломил один пополам и отдав одну половинку сидящему напротив старшине команды "службы-2", корабельному аксакалу, Петру Васильевичу Пустовалову - человеку огромного роста и комплекции (меня таких двух будет мало), другой - отдал мне.
- А в Ленинграде, в свое время, хлеб делили поровну, раздался из-за другого стола голос мичмана Марченко, тоже старшины команды. Мне стало как-то неловко, не мог я сам есть этот хлеб находясь в такой толпе.
- Ну тогда налетай, в тон ему ответил я, деля свой кусок на части и раздавая рядом сидящим.
- Да ладно, мы уж с сухариками,- ответил кто-то из-за другого стола. Разломанный на кусочки хлеб, под одобрительные возгласы осчастливленных быстро разошелся по рукам.
- Ешь быстрее,- не отрываясь от тарелки и не смотря в мою сторону, вмешался в наш треп боцман,- тебе сейчас идти на катере концы с бочек отдавать.
- Не понял, обратился я к боцману.
- Старпом так решил,- ответил тот повернувшись ко мне, и сразу же давая понять, что разговор закончен отвернулся уткнувшись в свою тарелку.
Чтобы дать понять, читающему эти строки, что к чему, делаю небольшое отступление. Трое суток назад, мы пришли из нашего пункта базирования - Горячие ручьи в Главную базу флота Североморск, в один из полигонов для замера
магнитного поля корабля, и если в этом будет необходимость - размагничивания. Для э того в полигоне находилось специальное судно которое называли СБР. Что такое СБР я до сих пор точно не знаю. Говорят, вроде, судно базового размагничивания, а как на самом деле....? Наш боцман предложил мастеру, (на кораблях разведки командиров кораблей почему-то, якобы по аналогии с английскими капитанами называли "м а с т е р"), опробованный им еще во время службы на кабельных судах вспомогательного флота, способ постановки на бочку таким образом, чтобы катер для заводки конца использовать один раз, только при постановке на нее, а не два раза как всегда делали мы: один раз при постановке на бочку, а другой - при съемке с нее. Способ был прост до безобразия. В этом случае, как и всегда, на бочку высаживались два-три человека. Так же как и всегда подавали швартовный канат, но только вместо привычного для нас крепления его огона (петли на конце каната) к серьге бочки при помощи скобы, в которую толстый огон с трудом удавалось втиснуть, на этот раз для крепления применили самый настоящий шкворень - кусок трубы с прикрепленным к нему перлинем - небольшой толщины пеньковым тросом, который вместе со швартовным концом подали на бочку. Огон в этом случае пропускали сквозь серьгу на бочке и обвив им ходовой конец швартова вставляли в образовавшуюся щель шкворень, легонько крепили чтобы сразу не выпал и отпускали. На корабле выбирали слабину швартовного конца, огон затягивался на серьге, зажимая шкворень, и на этом все заканчивалось. Таким образом, чтобы кораблю сняться с бочки достаточно было при ослабленном швартовом конце с помощью перлиня выдернуть эту трубу-шкворень из огона. Швартовный конец в этом случае просто выпадал из серьги. Оставалось только выбрать на борт швартов и перлинь со шкворнем. И все. И иди себе спокойно на все четыре стороны.