Док
31.10.1982 года Сегодня сижу вторые сутки. Дело в том, что в связи с новым графиком, который зам. привез из отпуска (фамилию зама подзабыл, кап 3 ранга, который Дмитрия Васильевича Виноселова отправил на пенсию) мы получили возможность иметь в течение месяца три, а иногда и четыре воскресных дней естественно с субботами вместо старого графика, где такая лафа выпадала лишь один раз в месяц. (Короче, на выходные, сход имели две смены, а одна смена сидела субботу и воскресенье.) Все были довольны нововведением, я – тоже. Сейчас корабль стоит в доке. 06 ноября будет месяц как мы здесь. Пока все нормально за исключением того, что говорят, мы 01 ноября будем выходить из дока. Вот наше командование и начало пороть горячку. Корпус очищен от старой краски плохо. Мало того, что новую краску ложили на старую так ее, в некоторых местах, ложили просто на ржавчину. Зато покраску закончили. Обидно, что все так делается. Получается у завода свой интерес - ему нас нужно побыстрее выпихнуть, и премию получить. (за что?). Наши хотят сделать получше, а сил нет. Нет людей. Куда не сунешься, везде на тебя смотрят, как на возможность погреть руки. Дело дошло до того, что водители машин, или как их там называть - машин по очистке корпуса, только за шило согласились пройтись по борту. А когда наши их захотели припугнуть, мол пожалуемся доковому строителю – немедленно последовал ответ:
- А я, ведь и сломаться могу!
Не смотря на гонку, по всему видно, что завтра из дока не выйдем. У нас в помещении рулевой машины дыра, балер руля вынут. Перо руля лежит на стапель-палубе, а винт - где-то по цехам завода кочует. Вот и получается: нас заставляют пороть горячку, не жалея людей работать и днем и ночью, а толку – то ….
По мимо всех этих доковых передряг, есть в нем, в доке, особая достопримечательность. Тот, кто когда-нибудь доковался никогда не сможет ее забыть. И не рассказать о ней сейчас значит упустить один из, может самых калоритнейших, и в то же время можно сказать один из самых скрытных моментов жизни военного моряка на корабле, стоящего в доке.
И так, на корабле для сброса нечистот существует фановая система. Короче говоря это система трубопроводов позволяющая сбрасывать за борт грязь смываемую с корабля, его внутренних помещений и помещений общего пользования. Но когда корабль находится в доке, о нормальной эксплуатации фановой системы не может быть и речи т.к. все неминуемо окажется на стапель-палубе. Поэтому в доках, для предотвращения пользования их штатными помещениями общего пользования личным составом кораблей стоящих в доке, организовываются на берегу места общего пользования. Короче, строятся всевозможные строения типа будок разных размеров и форм, по принципу кто на что горазд . В нашем же доке этот принцип не был осуществлен т.к. до того места, с учетом длины дока и места где можно было бы организовать место общего пользования, а проще гальюн было не меньше полукилометра. И прямо скажу, что бежать ночью, за полкилометра куда-то в темноту, чтобы справить нужду, это как минимум не очень приятно. Поэтому доковые специалисты решили эту проблему просто. В одном из швартовных вырезов башни дока, к палубе приварили с десяток уголков так, чтобы они выступали на метр-полтора за периметр башни нависая на высоте около метра над водой. Настелили два отстоящих друг от друга на расстояние около 2-х метров настила, прорезали в нем по восемь овальных отверстий, и огородили эти настилы сзади и сверху листовым железом, миллиметра 2 толщиной. Получилось нечто вроде городского общественного туалета. В нем постоянно гулял ветер с силой врывавшийся в это импровизированное помещение из тех отверстий. И человек, решивший справить легкую нужду, вдруг с изумлением обнаруживал, что струя жидкости изливаемая им, на определенной высоте вдруг останавливается, словно ударяясь о невидимую преграду и рассыпавшись на бессчетное количество брызг летит обратно словно майский дождик, окропляя: и одежду, и руки, а иногда, в зависимости от силы ветра, и лицо, эту нужду справляющего. Поэтому после одного-двух разового купания человек больше не становился над злополучной ловушкой, а старался облегчить себя в сторонке. В результате через некоторое время в углублениях палубы образовывалась приличная лужи, которые со временем сливались в одно огромное море, которою не перепрыгнуть и не переплыть. Ну а тем беднягам кого нужда заставляла приседать, над злополучным отверстием, было еще хуже. Им некуда было деваться от собственно воспроизводимых брызг, длинным узким фонтанчиком взметавшихся вверх, иногда доставая тело их породившее. А тут еще колеблющаяся на расстоянии менее метра вода залива ударяющаяся в башню дока с наружи. Отражаясь от нее, она постоянно заливала снизу приваренный настил, создавая целый фейерверк из брызг уже на этой стороне настила, над которым так удобно расположилось нежное белое тело.
От холодных, соленых, колючих брызг некуда было деться, и это обстоятельство вызывало в адрес конструкторов данного сооружения непечатные, нелестные отзывы. Вокруг валялись горы измятой изгаженной бумаги. Отдельные листки ее подхваченные ветром, словно мотыльки, метались туда-сюда с места на место по проему, иногда задерживаясь прямо за одежду находившихся там людей. Вся эта масса мусора никем не убиралась и копилась там до очередного погружения дока. Вся грязь уносилась уходящей отливной волной. После всплытия дока все начиналось сначала. Единственным на что можно было смотреть в этом море нечистот, так это на качающуюся в отверстиях воду. В ясные дни зеленоватого или голубоватого оттенка, в непогоду - сероватую. Но чистую прозрачную, прозрачную на несколько метров (в солнечные дни может на десяток метров) в глубину, воду залива. Она казалась бездонной пропастью. Она захватывала дух, и становилось жутковато от представления находящейся так близко у ног этой толщи воды.
А цвета воды были поразительными, и можно было часами стоять и любоваться ими, если бы не окружающая тебя действительность, которая давила на психику и заставляла как можно скорее покинуть это место.
ПД-50 Жаль не тот ракурс и выреза под место общественного пользовагия не видно.