Решили у нас в дивизии как-то возродить добрую традицию встречать подводников из похода жаренным поросёнком. Ну а что, - красиво, исторично и сытно. В теории. Сейчас расскажу, как это было на самом деле.
Первый случай был в 95 году - мы тогда вернулись из очень сложной автономки подо льдами Арктики со всплытием на Северном Полюсе, стрельбой ракетой по Архангельску с 88 широты, вырезанием мне там же аппендицита, ну и прочими мелочами.
Три месяца. Три месяца, чтоб вы понимали, мы, не вынимая, любили Родину. Круглосуточно и с особой нежностью, но всему хорошему приходит конец и мы вернулись в базу. Ранняя осень - самая красивая пора в Заполярье. Оранжево-красные сопки, которые трещат от грибов, синее-синее небо, кислорода - дыши сколько хочешь, ветра редко бывают, ещё довольно тепло и хочется, чтоб так было всегда. И вот мы такие, ошалевшие от трёхмесячного сидения в железной банке в суровом мужском коллективе, выходим на берег. Моргаем подслеповатыми глазёнками, щупаем землю и заикаемся от восторга ощущать вокруг всю эту красоту без риска для жизни.
А нам:
- Экипажу срочно построиться у здания СРБ для торжественной встречи!
Ну, блядь, ну для какой встречи? Ну что вы от нас не отьебётесь просто и не оставите в покое хоть на денёк? Но делать нечего - бредём строиться. Строимся обычно по боевым частям: командир со старпомом, потом БЧ-1, БЧ-2 и так далее. А тут командир говорит:
- Эдуард, вы с разведчиком возле меня встаньте. Нам вручать что-то будут, сказали двух офицеров покрасивше подготовить.
Мы с разведчиком Славой чем-то похожи: оба высокие, худые и брюнеты. Ну как худые, после автономки не то, что куртка не застёгивается, а и фуражка на голову не налазит, но правда это очень быстро проходит. Ещё считалось в экипаже, что мы со Славой нормально строевым шагом ходим, то есть можем вдвоём идти в ногу и не сильно при этом раскачиваемся.
Построились. Напротив - штабы дивизии и флотилии в почти полном составе, сбоку от них стол стоит, а за столом - УАЗик с нашей береговой базы. Интригуют, бля.
Ну начинаются всякие бравурные речи и прочие растекания мыслью по древу о том, какие мы всё-таки хероические люди и, не смотря ни на что, а, иногда, даже и вопреки, выполнили все возложенные на наши хрупкие плечи обязанности и не посрамили мать нашу, опять же Родину. И так далее, ничего, в общем-то, инетесного. Тут завершающее слово берёт заместитель командующего, а тыловые крысы в это время вытаскивают из УАЗика на подносе что-то и ставят это на стол. Щурюсь, потом наоборот вылупливаю глаза, но не понимаю, что же там лежит на подносе.
- Вячеслав, - шепчу уголком рта, - а Вы не видите, случайно, что там за животное на подносе лежит?
- Ну что же Вы, Эдуард, - шепчет в ответ Слава, - совсем умом тронулись в автономном плавании? Очевидно же, что это - поросёнок.
- Простите, конечно, Вячеслав, но я с вами категорически не согласен. Я, конечно, понимаю, что Вы родом из Питера и живых поросят только в телепередаче "Спокойной ночи, малыши" с Ангелиной Вовк видели, но я-то интеллигент в первом поколении, вчера, буквально, оторван от сосцов моей деревенской Белоруссии и я ещё помню, как выглядят поросята. Это - точно не поросёнок.
- Эдуард, как же Вы невыносимо прямолинейны. Ну кто это по-вашему? Выхухоль?
- Будьте здоровы, Вячеслав.
Да, практически именно так и разговаривали, а вы как себе думали офицеры военно-морского флота, только сплошным матом кроют?
Но тут в наш диалог вмешивается командир:
- Да заткнитесь уже, заебали, за три месяца не наговорились, не тошнит вас ещё друг от друга? Раз в год про нас что-то приятное говорят и то не дадут уши погреть. Шушукаются, как две профурсетки на гусарском балу.
Заткнулись. И тут заместитель командующего заканчивает речь громкой фразой, срываясь на фальцет:
- И по старой военно-морской традиции, мы дарим вам поросёнком!
Именно так и сказал "дарим вам поросёнокм" - у нас потом это крылатой фразой стало.
- Бизоны, вперёд! - командует командир.
Идём со Славой, якобы строевым шагом, к столу. На столе на подносе лежит то, что когда-то было довольно крупной свиньёй. Только лежит на подносе голова, обрезанная аккурат за ушами и приклееная к ней жопа, отрезанная аккурат за задними ногами. Место стыка замазано гречкой и кусками огурцов. Берём, значит, эту срамоту кончиками пальцев и аккуратно несём в сторону командира. В экипаже начинаются роптания и смешки. Чем ближе мы подходим, тем сильнее командир меняется в лице: краснеет, белеет, поджимает губы и отчётливо говорит слово "нубляааа".
- Не несите его сюда, выкиньте его в залив нахуй, пусть нерпы поржут! - не выдерживает командир.
Штаб флотилии резко собирается и отступает к совему автобусу - ну нас же сто восемьдесят человек и мы же неадекватные после автономки. К командиру бежит командир дивизии:
- Саша, давай отойдём на секундочку.
Отошли за строй.
- Саша, ну что ты начинаешь?
- Что. Я. Начинаю? - командир у нас спокойный, как танк после спаривания, заводится редко, но всегда метко.
- Мы! Блять! Три блять! Месяца! Подо льдом! Не ели нормально, не спали!! Медали вам, бляди, с орденами зарабатывали!!! Глубина - три километра, лёд над нами - семь метров!!! Три нахуй!!! Три месяца очко, как копеечка!!! До сих пор расслабить не могу! А выбля, даже, сука, свинью у нас спиздили!!!
- Ну это же бербаза, Саша, я разберусь Саша, я лично всех отъебу с особым цинизмом! Саша, ну ты же меня знаешь, я же за вас!!!
Не врёт. Почти всегда за нас.
- Ладно, - командир уже почти остыл, - несите эту хуйню в сторону лодки, но на борт не поднимать, скиньте там под пирс.
Понсели. Скинули. Нерпы понюхали и брезгливо отвернулись, покрутив нам ластами у висков.
А второй раз нам поросёнка вручали целого. Только у него из-под шкуры вырезали всё мясо и пришили шкуру обратно на рёбра. Командир предупредил, что следующий раз он за экипаж не отвечает и сдерживать его праведный гнев не будет. На этом традиция и заглохла. А вы как думали - легко Родину, что ли любить?
