... А это мой снимок "Витька на мостике с зубной щёткой". О нём самом в романе следующее:
... "ВИТЁК — имеется в виду Виктор Николаевич Стойлов, человек, несколько раз сыгравший в моей жизни очень нетривиальную роль. Он иногда как бы поворачивал резко мою жизнь на новый, дотоле неведомый курс. Виктор оказался одновременно со мной на “Харитоне”, врезав по морде первому же оскорбившему его на предыдущем корабле годку (крепкий физически он в обиду себя не давал. А поскольку такая категорическая строптивость салаги была опасна и для него, и для окружающих, то штурман Поляков с удовольствием переманил к себе “ценную кадровую единицу”). Он был по службе на полгода старше меня. Происходил из Архангельска и Северодвинска. Оказалось, до службы уже ходил пару лет матросом на сухогрузах и лесовозах. Заходил и на Кубу, и в большинство крупнейших европейских портов. Собственно, с его незамысловатых (хотя, как посмотреть) рассказов и началась наша дружба. Рассказывал просто, медлительно, с лёгким юмором. Я открыв рот слушал. Как, выехав из Руана, где они разгружались, в Париж на экскурсию, он отстал от автобуса, заблудился, и был, в конце концов, доставлен в маленьком красном “Пежо” прямо к трапу парохода некоей сердобольной парижанкой (в пригороде у её домика, куда они заехали по дороге, так пахли цветы...). Как, стоя вахтенным у трапа в бухте Мариэль, долго не хотел пускать на борт какого-то очень подозрительного, настырного бородача. Тот скандалил. Да, это же Фидель — президент Кубы, шепнул запыхавшийся капитан. Ну, проходи, проходи борода, раз ты тут шишка. Пили они — Кастро, капитан с начальством и наш космонавт (кажется, Бережной) — до глубокой ночи, когда, наконец, Фидель вспомнил и попросил позвать того, кто его не пускал. Витьку вызвали в кают-компанию. Космонавт, говорит, уже валялся под столом. Вся водка выжрана. Капитана прилично развезло. Но Фидель сидит ещё крепко и непременно хочет выпить на брудершафт: “Амиго Витья!”. Выпили пивом. Потом долго волокли космонавта в каюту. Тяжёлый, зараза... О других, уже любовных историях Витька я говорить не стану. Все они были столь же нетривиальны и поучительны. Я-салага был в недоумении и восторге. В этих байках было много мелких деталей, которые просто так не придумать. Но и факты косвенно подтверждали многое. Так, когда мы в первый раз заходили на Кубу, в Касильду, на рулях командир поставил именно Витьку, знавшего этот, довольно сложный фарватер (командовал проходом на полурусском языке кубинский лоцман). Потом, когда мы, гуляя с ним уже по ночной Гаване, забрели в губернаторский дворец, он показал на потолок, перекрытый новыми тёмными балками в форме решётки. Это, говорит, сосна именно того фасона, который мы завозили в Мариэль. О том, что вытворяли с Витькой хирурги, особый разговор. До “Харитона” он, кажется, ходил на “Лотлине” — нашем разведчике, переоборудованном из сейнера. И как-то в Норвежском море его прихватил аппендицит. Положили на стол в кают-компании (малюсенькой — ноги в переборку, и в шторм). Разрезали, порылись, ничего (в смысле, аппендикс) не нашли. Зашили. Перегрузили на другой, оказийный разведчик. Привезли уже с острым перитонитом в госпиталь то ли Полярного, то ли Мурманска. Там сделали кесарево сечение, нашли, наконец, больной орган с индивидуально другой стороны, вырезали, промыли, зашили. В тропиках Витька красовался своим фиолетовым шрамом по оси всего живота. Потом у него начались проблемы с венами на ноге. И он был единственный рулевой из нас, кому командир разрешил рулить, сидя верхом на вращающемся стуле. Король, и только! А потом... Витька, можно сказать, подтолкнул моё драматическое разжалование. / Во втором походе, в 50-ти милях южнее Исландии (мы двигались в её сторону) я заступил на сигнальную вахту пасмурным утром в весьма простуженном состоянии. Глаза слезились, и, как на грех, то тут, то там проплывали серые брёвна. Я их плохо среди серых волн различал. В принципе, нашему кораблю полуледокольного типа даже брёвна метровой толщины абсолютно не страшны (20 миллиметров стали ледового пояса не погнуть деревяшкой любого диаметра). Но вахтенным офицером подо мной, на беду, оказался некий прикомандированный капитан-лейтенант, который бдил. Один раз я не доложил, а он заметил, другой... Тут как раз ко мне на мостик пришёл, проспавшись, Витька. Сел на дубовые рыбины (решётки), проветриться. Послушал, как снизу по громкой связи возмущается каплей, и говорит, ты скажи, мол, нам дров что ли не хватает? Я, долго не думая, продублировал эту фразу с чувством по каштану. Снизу: “Срочно сдать вахту и спуститься на ГКП!!!” Понеслось... (После того, как меня в тот же день перед строем комсостава разжаловали в матросы с абсолютно не справедливой и довольно страшноватой формулировкой “паникёрство в боевой обстановке”, тот офицерик — по фамилии, кажется, Никитин — приватно позвал меня в каюту, извинился и даже всплакнул о своей глупости. Его я простил. Позже он как-то незаметно исчез с корабля.) А Витька после того похода дембельнулся (возвращал я себе звание и почёт разнообразными сигнальными подвигами уже в следующем походе без него). / Возник он опять много лет спустя. Периодически приезжал в Питер подработать в отпуск. Поскольку после службы из-за зрения на торговый флот уже не взяли, он работал в Северодвинске на верфях корабельным электромонтажником. А там работы стало мало. В зиму 99/2000 втроём вместе с Валерой Ивановым мы куковали у масона в Стрельне. Масон надул его по деньгам чуть не вдвое. Плюнув, Витька разочарованно уехал. Каково же было моё удивление, когда в ноябре 2002-го он позвонил мне из Стрельны! Я примчался. С неделю походил по Константиновскому дворцу (поработал с его бригадой бесплатно). Потом он уехал (отпуск кончился), а я зацепился в реставрационной фирме “Интарсия” подсобником в бригаде плотников. Проработал с ними аж до марта 2003-го, когда по мере выполнения работ нас последовательно сократили. Забавно: в самый первый день Витёк привёл меня протягивать кабель кондиционеров в спальню Президента на первом этаже. И закончил я работу во дворце в самый последний день (облазав его в промежутке с работами весь от конька крыши до нижних подвалов) в той же спальне, укладывая там чёрный пол и переставляя для позолотчиков леса. Наконец, в 2004-м Витька опять появился и позвал меня на “Северную верфь”, где строились два эсминца для китайцев. Он опять уехал, а я зацепился охранником боевых постов до января 2006-го, покуда мой эсминец не ушёл в Китай. Осталось заметить, что выражения “В смысле как, ...?” и “То есть как, ...?” (взгляните хотя бы эпиграф Пролога) я вчистую перенял именно у этого замечательного человека. ..."
С.Г.
