Мише Волотовскому (совместно с Игорем Борисовичем Поляковым) я посвятил в комментариях к роману "Морион" следующую новеллу:
"...не игры в фантики — намёк на не вполне цензурную матросскую поговорку. Её я впервые услышал при следующих забавных обстоятельствах. Как-то раз при стоянке в базе нас подняли ночью по тревоге (длинным звонком громкого боя), объявив по трансляции местом сбора, неожиданно, столовую команды. Когда мы полусонные там квадратом построились, штурман Поляков торжественно вынес на середину квадрата тяжёлую стальную канистру. Открыл крышку. Оттуда полезла пена и пахнУло специфически. Брага! Помимо указанной канистры в заведовании одного из матросов была обнаружена проверявшим начальством также толстая общая тетрадь с краснофлотским фольклором. Матрос этот был замечателен вот чем. Представьте себе на секунду, Вика, круглолицего Жванецкого, но только в матросской робе! Один к одному. Так же (вполне естественно) одессит, радиометрист Миша Волотовский, был всегда столь же весел, толстоват, пронырлив и остёр на язык, как и неунывающий “Дежурный по стране”. Он был по службе старше нас, поэтому наказывать его строго никто не собирался. Штурман только с чувством продекламировал из тетрадки:
Кто видел в море корабли,
Не на конфетном фантике,
Кого ...т, как нас ...и,
Тому не до романтики!
Штурман спросил: “Твоё?”, и не дожидаясь ответа, сразу отпустил под общий гомерический хохот: “То-то тебя ...и, что на рожу забеременел!” В первый и последний, пожалуй, раз мы поражённо узрели, как покрасневший Миша Волотовский не успел во-время ловко юморнуть в ответ. / Если же говорить серьёзно, то романтики в море даже, наверное, меньше, чем везде. Море без берегов — океан — настолько пустынен и, в целом, однообразен, что сливается в воспоминаниях в одно особое, серое, по большей мере, представление, которое разнообразится только изредка берегами и проплывающими мимо судами (а также, ещё реже, морскими обитателями). Но бесконечная качка на вечной зыби, вызывающая постоянную привычную дурноту, портит даже нейтральное отношение к сенсорной бедности плавания. (Ситуация, аналогичная той, что имеет место по отношению к Русскому Северу. Ведь какие удивительные там бывают над долинными болотами туманы, какие волшебные, неповторимые нигде блики и отражения облаков на полуночных озёрах! Но общее уникальное впечатление от, в общем-то, райских, прекрасных своей суровой красотой мест бывает летом полностью дезавуировано, испорчено, изничтожено только назойливыми, убийственными тучами кровососущих: комаров, слепней, гнуса, мошкИ.) Впрочем, я очень далёк от намерения советовать кому-либо полагаться исключительно на моё персональное мнение о волнующем юность пунктике морской романтики. Ни в коем случае не собираюсь любого бредящего морем отговаривать от собственной попытки испытать на прочность свои иллюзорные убеждения. Мудрец отметил бы только вот что (так, тихонько, для себя): “Морская романтика — растение, увы, сугубо береговое”. Справедливой также остаётся и древняя латинская формулировка Navigare necesse est, vivere non est necesse, означающая: “Плыть по морю необходимо, жить нет необходимости” (Плутарх)..."
Осталось добавить, что все три описанные здесь и раньше колоритнейшие личности из ЛС "Харитона" -- Стойлов, Полуян и Волотовский -- были одного года. И ушли на ДМБ в ноябре 73-го.
Сергей Горлов.
