18 февраля 1990 года Спать лег в начале первого.
19 февраля 1990 года 01час 45 минут.Стою по низам. Ветер в левую скулу, и от этого корабль идет с небольшим креном на правый борт. При бортовой качке, которая ,естественно присутствует, корабль еще больше заваливается на правый борт, и возникает ощущение, что он как раненый хромает на одну ногу, не имея возможности выпрямиться. Выхожу со старшиной 2-й татьи Киндерявичусом на ют, он выносил ящик, чтобы выбросить за борт, самого его я конечно не выпущу, но знаю, отвернусь полезет сам. А на своем дежурстве проблем мне не нужно, вот и, в полном смысле этого слова, пасу. Правда многие сами подходят и просят добро" на выход, пусть даже вдвоем. В общим вышли мы с Киндерявичусом. Жутковатая картина, скажу я вам. Я уже писал об этом несколько выше, но повториться не боюсь. Правда теперь небо было уже без звезд, и еще чернее чем вода. И опять мечутся, в отблесках тусклого света белесые тени за бортом, шумит воды, воет ветер, да водяные брызги, и как живая, мокрая палуба под ногами, а вокруг куда ни посмотри темнота, хоть глаз выколи. Вышли на ют. Старшина остался у двери нашего тамбура, ящик держит, а я держась за леер прошел к другой двери, другой кормовой надстройки, там где находилось запасное румпельное отделение и рядом дверь второго тамбур входа в коридор кубриков личного состава. Думаю, если дверь открою, то вернусь обратно и мы снова спустившись в коридор выйдем через нее, Киндерявичус будет бросать ящик, а я - держать дверь, чтобы хоть немного осветить ют светом из коридора. Но дверь оказалась закрытой изнутри. Я вернулся, взял Киндерявичуса за руку, и как в детском садике, осторожно, но быстро проскочили за надстройку. Здесь ветра почти не было. Чтобы не искушать судьбу, я взял у старшины этот ящик, строго-настрого приказав ему не двигаться с места. Киндерявичус, как мне показалось, с большим удовольствием отдал мне свой ящик, и
мотнув головой в знак согласия, остался на месте. Осторожно, выждав когда корабль начнет
валиться на левый борт, в этом случае, правый - , откуда я намеревался выбросить ящик, поднимается, и я, буду находиться далеко от воды, следовательно так будет безопаснее, приготовился к броску. Поймав момент, я подбежал к борту, швырнул ящик, и не глядя куда он полетит мигом назад. Подтолкнув старшину, мы рванули вниз. Картофельные очистки я не рискнул выносить наверх, запретив старшинам, даже об этом и думать, а ретивым борцам за чистоту сказал, что если кому интересно знать, что делается на верху, пусть спросит у Киндерявичуса. Желающих выносить не нашлось, и теперь очистки лежат приличной горкой в тамбуре склада сухой провизии и ждут рассвета. Утром в носовых тамбурах оказалось полно воды. В нижнем - откуда вода не знаю, а вот в верхний вода поступает через не плотности в щелях двери на бак. Какая-то раззява, видимо высовывалась посмотреть на брызги, и оставила дверь только на защелке, не задраив ее как положено на задрайки. И вот теперь эта водичка,глубиной почти до колена, с веселым шумом плещется в тамбуре, создавая впечатление, как сказал зам, стихийного бедствия. Почему-то подправили курс на несколько градусов севернее. Теперь идем лагом к волне. С утра, волнение и ветер несколько уменьшились. Даже разрешили, точнее приказали сделать приборку на юте. После обеда ветер, а с ним и волнение снова усилились, и достигли той же силы, что вчера вечером. И мы продолжаем идти лагом к волне с креном на правый борт плюс к этому бортовая качка с такой амплитудой, что крайняя точка крена на левый борт немного превышает нормальное положения корабля, а крен на правый борт, в два раза больший. Так и идем, как бы хромаем. Ходить неудобно, того и гляди поскользнешься на линолеуме. У меня койка расположена перпендикулярно диаметральной плоскости корабля, другими словами поперек. Головой я лежу на правый борт, а ногами на левый. И поэтому ноги почти все время выше головы находятся. Спать невозможно. Хоть бери и перебирайся головой к ногам. Но, плафон -то, над головой справа, и почитать-то хочется. Не будешь же лежать уставившись глазами в подволок. Я никогда не писал в своих тетрадях о мыслях, о чувствах, которые иногда бурлят как вулкан, зачем, кому это нужно. Просто фиксирую день за днем, пишу о том что происходило, что было, как жили, о чем говорили. В каюте холодно, наверху холодно, идем медленно. Тоска. Правда сегодня, в связи с подворотом, пошли быстрее...
Пишу через некоторое время. Не успел дописать слово быстрее, как вдруг почувствовал, палуба уходит из-под ног (Стол в каюте, стоит, как говорится, поперек корабля). Я попытался зацепиться ногами за палубу, чтобы, то ли палубу удержать ногами, то ли себе не дать оторваться от нее, но все, что лежало на столе оторвалось от него, и как в состоянии невесомости понеслось на край. Бросив тетрадь, ловлю летящую настольную лампу, банку с вареньем, телефон. С грохотом, из-за противоположной стороны стола (возле койки Сэма), выскочило другое кресло и с силой ударило в дверь шкафа, завалив ведра с водой, приготовленные для завтрашнего купания. Дело в том, что мы с Колей Тихоном купаемся в холодной воде, но так как купаться в пресной не дают. Тихон добился, и для нас стали давать в душ соленую, а вот, для смывания соленой воды, и стояли эти ведра с пресной. Оставленная мною, без присмотра, тетрадь, размахивая страницами, как птица прошелестела мимо и зависла на ножке валяющегося на палубе кресла. Какое счастье, что не в воду. И все, и снова размеренная качка, и как-бы ничего и не было. Быстро к иллюминатору, вокруг, на сколько хватает взора, ничего кроме свинцового неба да белесой от пены воды. И вал за валом, вал за валом, идущие на корабль. Подняв тетрадь, продолжаю писать. Завтра должны пройти линию Тронхейм-Брустер. Это значит, что пойдут боны, а боны, это то, эачем мы здесь. Это деньги.
Разведка разведкой, но без денег никуда. Тронхейм город в Норвегии, а Брустер – Это один из мысов на восточном берегу острова Гренландия. Это значит, что только четверть пути до Азорских островов прошли. Быстрее бы туда, там, по крайней мере будет теплее. Пишу, а из-под стола, расплескивая воду, пытается выскочить чайник. Банки с компотом катаются по палубе, пусть катаются они железные не промокнут, а я сунув колено под стол, расклинился, чтобы не поехать в кресле вслед за чайником, пишу. 17 часов 30 минут. Только что подвернули. Идем по волне. Ветер в корму. Надеюсь будет поспокойнее. Но почему подвернули, куда идем, что или кого обходим? Когда прошла команда "внимание по кораблю, приготовиться к повороту на правый борт", я встал, и сунув нос в иллюминатор, увидел как огромный вал светло-голубой воды, поднявшись у борта, захлестнул его. Иллюминатор погрузился под воду. Ап-п, и ничего кроме зеленоватого цвета воды. Я, и вода. Нос к носу. И два сантиметра стекла между нами, и как-то не по себе. Вода схлынула, и снова валы и валы, но теперь уже за нами, обгоняя нас. Курс 350 градусов. Зашел продовольственник мичман Данилко. Пригласил получать сок. Какой сок? Вот сколько ящиков по каюте валяется. Оказалось, сок для личного состава. В общим получил я сок, и тут же выдал старшинам. Пошел в столовую проверить как идет прием пищи первой очередью личного состава. Захожу, а там, тоска, смотреть не хочется. Палуба мокрая, скользкая, грязная. По столовой кучками валяются картошка и каша. Матросы сидят на банках широко раздвинув ноги, чтобы хоть как-то удержаться на месте. Но это их не спасает т.к. упереться-то все равно не во что, ноги-то скользят. И некоторые, чтобы не слететь с банки, и задницей не проехать по палубе, вскакивают из-за стола, и держа в руках тарелки, пытаются за что-нибудь зацепиться. Если же не удается упереться, скажем, в соседний через проход стол, То пролетают мимо стола и с маху в переборку, а кто попадал в створ двери столовой, так те с тарелкой в руках, выскакивают в коридор, и там уже упираются в другую переборку, переборку с кубриком, Нет так дальше жить нельзя. Старшины команд собираются и решают вопрос о создании механизма, позволяющего надежно и просто удерживать посуду на столах. Иду туда и я. Но, все кончается лишь разговором. Иду ужинать к себе. Подхожу к кают-компании. Открываю дверь и слышу крики: - Держи ее, да ну ее в ... держи рыбу. У двери гарсунки собралась небольшая толпа мичманов. А палуба в этом районе скользкая, как каток. И этот каток тянется вдоль моего стола до самого моего кресла. Оказывается разлили первое, но не по тарелкам, а на палубу. Вестовой не удержал бачек с первым, и тот разогнавшись по столу ударился в ограждение, на краю стола, выплеснув содержимое на палубу гарсунки, затем перескочил ограждение и упав на комингс, веером вылил остатки первого уже в кают-компанию, залив таким образом и палубу, и стол стоявший напротив входа в гарсунку. Взяв свои, кашу с гуляшом и рыбу, я осторожно, как канатоходец, с тарелкой доехал до своего кресла, и плюхнулся в него.В кают-компании шутки и смех. Те кто промахивался мимо своих кресел, так с тарелками и бежали дальше к переборке. Те,
кто уже сидел, но чувствовал, что не удержаться ногами за палубу, руки – то заняты, держат тарелку, сами вскакивали с кресел, и прихватив тарелку с вилкой бежали к переборке, на ходу разворачиваясь, упирались в переборку спиной, затем дождавшись обратного хода качки, смеясь, добирались до своих кресел, тут же, на ходу, комментируя свою не ловкость, не забывая помянуть недобрым словом наших водителей, которые вздумали делать повороты во время приема пищи. В общим, не смотря ни на что, было шумно и весело. Поев, я попросил добавки, ибо чувствовал, что одной порции сухой каши, хоть и с гуляшом, будет явно не достаточно. Тем более, что вместо гуляша мне попалось одно сало. После ужина пошел в столовую личного состава посмотреть как будет принимать пищу вторая очередь. Захожу и вижу страшную картину. По всей столовой валяется посуда,кружки, ложки, бачки, каша с подливой. И от этой подливы и от первого вся палуба желтая. В общим полный отпад. Только я перенес через комингс столовой вторую ногу, и еще не успев поставить ее на палубу как она, эта палуба начала уходить у меня из-под ног. Я, естественно, дернулся, и попав ногой то ли на кашу, то ли на подливу, потерял равновесие. И тут, как в замедленной съемке, со стороны, я это увидел сам: ноги мои поехали вперед, туловище потянулось за ними, и все это, вытянувшись в струну, и начало подниматься. Затем, когда тело достигло высоты, ну, где-то ниже пояса, но выше колен, и заняло позицию параллельно палубе, оно, так же вытянутым во весь рост, вдруг резко рухнуло вниз, прямо на эту кашу. Но теперь уже, почему-то быстро. Шапка слетела с головы. А голова оказалась всего в нескольких сантиметрах от комингса. Если бы не эти сантиметры.... Народу в столовой было много. Многие засмеялись. Я быстро поднялся и грубо оборвал смеявшихся. Что интересно, даже неловкости не было. Была только дикая боль. Если бы, был сам, свернулся бы в калач и завыл. Но тут не та ситуация. Быстренько перевел все в шутку, тем более, что два других старшины, других команд, и несколько матросов, были так же вымазаны в этой каше, правда несколько меньше чем я. На палубе, как на катке. В общим вторая очередь, с горем пополам поужинала. Мы, старшины команд, снова начинали кумекать, а затем и сооружать приспособления для крепления посуды, стоящей на столах. А народ, для кого это делалось разбрелся по кубрикам и в койки. Из моих, один лишь матрос Саган остался помогать мне подбирать доски. Дальше встал вопрос о приборке. Двое рабочих по столовой, укачанные, злые, не в состоянии были всю эту слякоть убрать, тем более, что все и коридор на них грозились повесить. Так как все это добро разбросанное по палубе,народ со столовой ногами потащил по всему коридору. Посылаю дневального позвать старшин, командиров отделений. Раз, сходил - не идут. Посылаю снова, не идут. Пошел
сам. Захожу в кубрик, все лежат, всех укачало. Как дал им всем просраться, повскакивали с коек как птички. Одно только непонятно, почему когда по доброму, никто не реагирует, а когда дашь под зад, все начинает двигаться. А основная причина произошедшего, как выяснилось, в наплеавательском отношении к людям. Наш Фатых, старпом, поел и пошел в ходовую рубку рулить. Что-то там ему не нравилось и он молча, без предупреждения экипажа, начал командовать вахтенному офицеру повороты делать. А они, повороты на такой волне, как выясняется, чреваты. Ну поштормуй,ты против волны час-два, далеко все равно не уедешь. Уточни, все ли поели? Если все,рули себе дальше, куда хочешь.